– Спасибо… Вы меня хоть немного утешили. Виноват… Один вопрос: почему вы должны подчиняться мнению этого Лиходеева, а он вашему – нет?

– Иногда и он подчиняется. Лишний голос всегда принадлежит тому из нас, кто почему-либо против принятия произведения. Этим мы достигаем лучшего отбора мaтepиaлa в журнале.

– А что, если бы я… сходил к этому… Лиходееву. Поговорил бы… А?

– Пожалуйста! Это самое лучшее. Может быть, вы смягчите его сердце.

Хилый писатель тряхнул своей «плакучей ивой», поблагодарил редактора и исчез.

Редактор обратился к Зырянинову:

– Вы зашли за ответом?

– Да.

– Аванс? Пятьсот рублей?

– Да! Я же говорил.

– Гм… Я думаю, это можно устроить. Вот только не знаю, как Лиходеев. В этом деле нужно и его согласие.

– А вы думаете – он не согласится? – испуганно спросил Зырянинов.

Редактор улыбнулся.

– Ну, что вы… Это было бы слишком. Он не такой уж зверь, каким кажется. Правда, иногда бывает тяжеленек, душу всю своими капризами вымотает, но… в общем, дело с ним делать можно.

– Фамилия у него зловещая.

– Да уж… И характерец тоже не из первосортных. Иногда и меня до белого каления доводит. А вообще – пустяки! Сходите – ваше дело чистенькое. Если он даст согласие, идите прямо в кассу и получайте монеты. До свидания! Когда будете уходить – загляните.

Зырянинов вышел из кабинета редактора и, проходя через контору, обратился к экспедитору:

– Как зовут господина Лиходеева?

Экспедитор усмехнулся.

– За глаза? Малютой Скуратовым и Скотиной! А в глаза – Филиппом Ипатычем.

– А что он, скажите… действительно злой?

– Он? Мерзавец первой руки. Злобный скряга, палач, человек с камнем в груди вместо сердца! Его за глаза так и называют: «Малюта Скуратов»! Редактор Бильбокеев добрая душа, но тряпка и всецело в руках этого проклятого старика. Бильбокеев, хотя наружно и храбрится, но втайне боится его как огня.

– Я не понимаю, – спросил Зырянинов, – для чего в одном журнале два редактора?

– Издательская глупость. Завел издатель эту моду, да и сам не рад. Малюта, кажется, и его в руки захватил. А у вас есть дело к этому мерзавцу?

– Да… аванс. Бильбокеев согласился, а теперь остановка за Лиходеевым.

– Не даст. Это уж не первый случай. А Бильбокеев обещал? Бедняга… И жалко его, и досадно, и смешно.

– Гм… – сказал Зырянинов. – Вы говорите: Филипп Ипатыч? Ну, посмотрим-с…

II

Кабинет Лиходеева был маленький, полутемный, запыленный и грязный – настоящее жилище паука, раз навсегда соткавшего себе уютную паутину.

Наружность Лиходеева представляла яркий контраст с его характером: это был маленький розовый старичок, с ясным взглядом голубых глаз и мягкими ласковыми жестами. Только иногда ласковые глаза прикрывались тяжелыми веками и голос делался жестким, неприятным.

Когда вошел Зырянинов, он, кроме Лиходеева, застал у этого зловещего старика еще одного человека – судя по разговору, начинающего поэта.

– Что мне Бильбокеев! – говорил, стуча маленьким кулаком по столу, Лиходеев. – Я сам себе Бильбокеев! Стихи ваши слабы – вот и все.

– Да почему же?

– Очень просто. Это какая-то рубленая капуста, а не стихи.

– Ну, например, например… Укажите хоть одно место?

– Не помню я там ваших стихов. Еще указывай…

– У меня есть и другой экземпляр. Вот он! будьте добры взглянуть.

Лиходеев нехотя взял бумажку и повертел ее в руках.

– Ну, вот это:

– Что это такое?

– Виноват… Что же вам не нравится?

– Грубо. «К ее ногам!» Почему не к «ножкам», не к «стопам»?

– У меня так вылилось…

– Плохо, что вылилось… Потом: «росинки слез вечерних». Зачем это? Кому это нужно? Что, вы хотите мир этим перевернуть? Стыдитесь! Да я бы на вашем месте утопился, со стыда сгорел бы. Взрослый мужчина! Прощайте, молодой человек! Хе-хе! Это вам не Бильбокеев! Притворяйте дверь, у меня ревматизм. Вам что угодно?

– Здравствуйте, Филипп Ипатыч. Я – Зырянинов. У меня принята вещь… Я хотел аванс. Бильбокеев направил к вам.

Лиходеев посмотрел на него добрыми глазами, покачал головой и поджал губы.

– Напечатана?

– Еще нет, но…

– Так как же вы хотите получить деньги под то, что еще не напечатано?

– Мне очень нужны деньги.

– Э, батенька… Кому они не нужны.

– Бильбокеев мне обещал.

Старик вздернул плечами.

– Удивляюсь я этому Бильбокееву! Это ребенок какой-то. «Обещал, обещал»! Обещать легко. Как это так: «Дайте мне аванс». Почему? «Деньги нужны»! Да мне-то, например, деньги не нужны, что ли?! Однако я не прошу. Сегодня вы аванс взяли, завтра жену у меня взяли…

– Извините! – резко перебил Зырянинов. – Это не одно и то же.

– Э, дорогой мой… Что там говорить. Теперь пошло всеобщее развращение.

Зырянинов сухо спросил:

– Так, значит, вы в авансе отказываете?

– Господи! Ведь я же доказал вам, как дважды два, что аванса мы не можем дать. Обращаюсь к вашей рассудительности.

«Старик-то, кроме того, что зол, – еще и глуп», – подумал Зырянинов, а вслух сказал ледяным тоном:

– Прощайте. Нам с вами кажется, разговаривать больше не о чем.

И отправился к Бильбокееву.

III

– Ну что? – спросил Бильбокеев, пожимая руку Зырянинову – Удачно?

– Это мерзавец какой-то! – злобно проскрежетал Зырянинов.

Бильбокеев вскочил и всплеснул руками:

– Неужто отказал?

– Да!

– О, черт возьми… Я всего ожидал от этого маньяка, но отказать в такой простой вещи…

– И вы знаете: он не только скуп, но и глуп до противного. Он при мне так раскритиковал стихотворение одного поэта…

– А что же он вам сказал?

– Сегодня, говорит, деньги возьмете, а завтра чужую жену…

– Вот кретин-то. Да вы бы ему сказали, что вам очень нужны…

– Говорил. «А мне, говорит, не нужны?»

Редактор переплел пальцы и со страдальческой миной сжал их так, что они хрустнули.

– Боже! Какой осел… О, когда мы только от него избавимся? Это будет счастливейший день моей жизни.

– Ваше положение, – сочувственно сказал Зырянинов, – тоже не из важных. Я это понимаю…

– Ах, как это все неприятно… Мне так хочется вам это устроить… Я понимаю – когда деньги нужны…

– А знаете что? Напишите ему записку, что вы категорически настаиваете на выдаче мне аванса. А я ее снесу ему.

– С удовольствием. Я буду рад, если дело выгорит. И паука, может быть, зазрит совесть.

Бильбокеев стал писать записку.

– Ха-ха! Пишу ему: «Дорогой мой Филипп Ипатыч», а хочется написать: «проклятое, тупое дерево, мерзавец Филька!..» Ну – вот-с. Записка готова. Я все-таки думаю, что он согласится. Скажите ему на словах, что я прошу сделать мне в личное одолжение.

– Я не знаю, как и благодарить вас! – в волнении воскликнул Зырянинов…

IV

Лиходеев распекал какого-то потрепанного человека.

– Зачем исторический роман? Кому это нужно? Что? Бильбокеев? А что мне ваш Бильбокеев! Бильбокеев мне не указ. Исторический роман из эпохи Самозванца… Ха-ха! Да вы что, были там? Видели эту эпоху? Нет? Так нечего вам и говорить. До свиданья. Притворяйте дверь. А! Вы опять пришли? Что вам угодно?

– Вот записка от Бильбокеева. Он еще просил передать, что согласие ваше будет личным ему одолжением.

– Ребенок! – сказал старик. – Сущий ребенок.

Одним глазом он скользнул по записке и, разорвав ее, бросил в корзину.

– Извините. Ничего не могу.

– Во-первых, – сказал Зырянинов, – я очень сожалею, что просьба моя удовлетворена вами быть не может, а во-вторых, ты не более и не менее как старый идиот, мерзавец, и когда черти заберут тебя в ад – на земле будет дышаться легче, солнце засияет ярче и птицы запоют громче!…